Недавно был День матери. И я туда же. Матерью стала не сразу и с трудом.
Первый ребёнок завелся легко и быстро в двадцать лет. Но родиться живым ему не получилось. Что-то пошло не так.
До шести месяцев беременности все было как у всех. И прекрасные анализы, и чудесное настроение ожидания. И тут в нашем городе Гурьеве вдруг появилось УЗИ. До этого не было, но мы про него уже читали. Да и с принципом работы эхолота были знакомы, в этом УЗИ - то же самое почти. И врач был тогда единственный Мартынов, царство небесное, умер уже.
Направление на УЗИ по беременности давали не всем. Точнее, никому не давали просто так. Или в роддом ложись, или по блату. Я решила попробовать по блату. В роддоме у меня тогда работала санитаркой тётя Маша. Когда-то мы жили в химпоселке в здании старой одноэтажной казахской школы, мама работала в седьмой школе, и тетимашина дочка училась у моей мамы в классе. Ну чем не блат?
Пошла я в роддом и попросила позвать тетю Машу. Так и так, говорю, хочу узнать пол ребёнка. Других интересов у меня не было. Мне нужно было точно знать - мальчик или не мальчик. А тётя Маша говорит: «Постой, сейчас попрошу». И пошла просить. А он ни в какую не хочет. И народу у него никого. А я уже в коридор притащилась и слышу, как тётя Маша его уговаривает. Потом выходит и спрашивает: «Что у тебя есть?» А у меня и нет ничего. Только бутылка кефира. Я кефир купила мужу по пути. Она говорит: «Давай сюда свой кефир» - и посмотрела на меня с укоризной. Пошла его с кефиром уговаривать. Наверное, он любил кефир. Уговорила.
Мартынов согласился, но был ужасно недоволен. Он быстро определил пол, а потом помрачнел и сказал:
«Вам лучше не рожать. У ребёнка сильные отклонения. Вообще-то с такими отклонениями не живут. Он уже должен был умереть».
Тогда я услышала слово «анэнцефалия» первый раз. Но как мне было поверить? Ребёнок нормально шевелился, прыгал и скакал, и было уже шесть месяцев. «Вам нужно немедленно прерывать беременность», - сказал Мартынов. Я плакала всю дорогу до дома.
Потом пошли по врачам. Они щупали, слушали и разводили руками. Мартынов был вне конкуренции, в его компетентности никто не сомневался.
Он был прекрасный гинеколог, и очень хороший узист, и кефир любил. Все одно к одному.
Я легла в Старый роддом. Там когда-то родилась я сама. Сейчас в этом здании музей искусства. Там висят картины и проходят выставки, а тогда там были палаты и лежали со всякими досадными патологиями.
Было очень плохо. Никакой психологической помощи. Ничего никто не объяснял. Из пребывания там я запомнила две вещи. Наверное, потому что они были ужаснее того состояния, в котором я находилась.
Сейчас я вспоминаю себя. Мне 20. У меня в животе ребёнок, к которому я успела привыкнуть за 6 месяцев, у него почти отсутствует мозг, и он должен с минуты на минуту умереть.
Врачи-бестолочи пытаются сделать раскрытие, провести искусственные роды, но мой организм отчаянно сопротивляется. Но это меня не пугает. В роддоме творятся более страшные вещи.
По ночам под окна во двор приходил настоящий зоофил. Он занимался сексом с собакой, и девчонки наблюдали за этим процессом из окна туалета на втором этаже.
Походу, он был ещё и эксбиционистом. «Какое-то сложное сексуальное расстройство», - подумала я. На спектакли не ходила. Тем более что на втором этаже я пролежала недолго. Меня перевели на первый этаж, и я попала в палату к М.
Наверное, от нас ждали денег, да не наверное, а точно. Поэтому и положили в палату вместе с бродяжкой, бомжихой, городской проституткой, дурочкой М. Я знаю её имя. Я разговариваю с ней. Последний раз я видела её две недели назад. И полгорода знает её. Но мало кто знает её историю. А мы были почти ровесницами. У неё это была на тот момент уже третья беременность и два живых ребенка, и родственники попросили сделать кесарево сечение и перевязать трубы. Она не возражала, хотя её мнение было дело второе. Она рассказывала мне историю своей жизни.
И то, что я тогда услышала, было гораздо страшней, чем мой умирающий ребёнок. Эту женщину многократно насиловали с детских лет.
Я даже не знаю, она тронулась умом до этого или после. Слушать её истории было невозможно. Тем более что она не жаловалась. Все было обычным делом. Это была её обычная жизнь, и она ею делилась. А что ещё делать в роддоме!
Слава богу, ко мне приехала свекровь и увезла меня в Ленинград. Она утешила меня, сказав, что у нее первый ребёнок тоже родился мертвым. Так бывает. Мы купили билеты на самолёт и улетели в Москву, а оттуда на электричке доехали до Ленинграда. Пошли в поликлинику, там врачи решили меня срочно положить и вызвали скорую.
И тут началось. Меня все время выслушивали, то есть не меня, а живот. Ребёнок умер в скорой.
Пока ехали в роддом на Щорса. Это был старинный шредеровский роддом. Здание в стиле «Петербург Достоевского». Начался переполох. Ребёнок не шевелился, сердцебиение не прослушивалось. Это было ЧП, и все падали в обморок. Потом меня осмотрели, узрев следы творчества гурьевских врачей на шейке матки, которую пытались вскрыть, вставляя турунды, опять падали в обморок. Но самым страшным оружием для нежных столичных врачей оказалась моя обменная карта. Почерк врача Ищановой (она очень неплохая тётка) вызвал опять серию обмороков. В конце концов все угомонились, и меня положили.
Стали таскаться ко мне всякие светила, потому что мой степной организм не принимал никаких родовызывающих веществ и не хотел расставаться с уже мертвым плодом. На любое лекарство была страшная аллергия. Меня показывали студентам.
Каждый день брали кровь и делали УЗИ. Боялись, что от мёртвого плода будет заражение крови. Уже решили мне сделать малое кесарево и достать ребёнка.
Тут пришел очень важный профессор и сказал: «Очень хорошие у вас, мамочка, биологические часы. Ваш организм знает, когда ему рожать, вот и не принимает никакие родовызывающие лекарства». И стали мы ждать.
В шредеровском роддоме было интересно. Там все лежали с какими-то необычными диагнозами. Была женщина - молодая девчонка, лет двадцати тоже, у нее были две матки.
Была женщина лет тридцати, ее беременную переехал грузовик. И хоть бы хны, но врачи боялись.
Там были избалованные истерички, которые боялись рожать, и одна слепая. Там я услышала кучу историй про замершие беременности, про неправильные диагнозы. Там в коридоре всегда стояли бутылки с толокнянкой, ужасно горькой, и можно было хоть сто раз на дню переодеваться в чистую ночнушку. Их там была целая стопка - бери не хочу.
Соседки по палате быстро менялись, а я все лежала. Ждала. И все ждали и боялись.
Так долго с мертвым плодом у них никто не лежал. И уже так всем надоела эта неопределенность, что решили резать.
Жалко им меня было, но и страшно. Околоплодный пузырь мог лопнуть. Они боялись разложения и заражения крови.
И тут муж мой решил приехать. Он все это время в Актюбинске на курсах английского учился. Аж четыре месяца подряд. И вот он позвонил, что приедет, а меня собираются резать. А после кесарева выписывали на двенадцатый день, а после родов на шестой. Сейчас на третий день выпускают, но раньше было не так. И вот я считаю дни, и получается, что не успеваю к его приезду, если меня кесарить будут. Расстроилась сильно.
И ещё одна напасть была. В нашу, уже, можно сказать, мою палату положили новенькую тетку, почти бабусю уже, лет сорока, которая ужасно храпела. Спать было невозможно, и я вторую ночь подряд бродила по коридорам. А в ту ночь дежурила самая старая санитарка. Она, наверное, ещё царя застала. Так вот, она так подозрительно на меня посмотрела и сказала: «Не нравится мне, как ты ходишь, давай-ка врача позову». «Не надо врача, - сказала я, - вон в родзале кварц включили, нет никого, пусть спят». «Нет», - сказала вредная бабуся и нажала кнопку звонка. Прибежала заспанная врач, посмотрела куда надо и сразу проснулась. Открытие на четыре пальца. «Каталку, лифт срочно!». Господи, да не надо мне, я сама дойду. Нет, сидите, не шевелитесь.
Схваток не было. Но раскрытие было полное. Решили рожать.
Как они это сделали, я не знаю. Мне перед лицом завязали простыню. Смотреть было нельзя.
Я помню только очень некрасивую акушерку, которая что-то так сосредоточенно делала, то ли массаж, что-то так растягивала, чуть вся в меня не залезла. Они справились без меня. Потом от души намазали меня йодом и положили на живот лёд и груз. Мне было все равно. Все кончилось.
Но мне было стыдно переживать и жаловаться, мне сказали, что у меня ещё будут дети, что у меня все хорошо, что эта случайность больше не повторится, что так бывает.
А там было так много женщин, у которых было бесплодие. Были такие страшные патологии, что мне даже завидовали.
Все познается в сравнении. Через год я родила мальчика весом 4500, а ещё через пять лет второго - 5 килограммов. Вот вам и день матери. С тех пор этот праздник со мной каждый день.
